Гуслица — один из крупнейших старообрядческих центров книгописания и иконописи

Гуслица — один из крупнейших старообрядческих центров книгописания и иконописи

Разворот рукописной певческой книги, выполненной Гуслицкими мастерами

До сих пор идет дискуссия относительно четких границ Гуслицы. У краеведов существует соблазн включать в нее населенные пункты близлежащих территорий, например, Гжели, Патриаршины и др., где также в подавляющем большинстве жили староверы. Особенный престиж быть частью Гуслицы имеют города Егорьевск и Орехово-Зуево. Однако все эти претензии зачастую неосновательны.

Люди здесь проживали ещё в середине I тысячелетия. Самыми древними жителями Гуслицы были финно-угорские племена меря, мещера и мурома, исповедовавшие язычество. Они весьма сильно повлияли на культуру пришлого славянского населения, вятичей и кривичей, принесших в эти места христианство.

Название края произошло от реки Гуслица. Существует много легенд касательно ее этимологии, будто бы в реку кидали гусли, вымачивали древесину для их производства и т.д. Но есть и научно подкрепляемые гипотезы, никак не связанные с инструментом. Согласно одной из них, Гуслица — переиначенное на славянский лад более древнее финно-угорское название, происходящее от слова «guus» или «kuus» в значении «ель», «сосна» или «хвойное дерево». Население региона могло называть так реку из-за того, что по ее берегам росло много хвойных деревьев.

Знаток Подмосковья С.Ф. Гаркуша производит топоним от славянского слова «гусл» в значении «колдун». В данном смысле, Гуслица значит «колдовская река». Она берет истоки вблизи деревни Холмы, всегда имевшей славу «деревни колдунов», а в ее низовьях располагается родственное ей в данном отношении с. Слободище. Вот и получается, что река течет буквально «от колдунов к колдунам». Стоит отметить, что в Гуслице много деревень считались и до сих пор считаются колдовскими. У тех, кто не знает специфику региона, может возникнуть культурный диссонанс. Однако, как мы уже говорили, здесь до сих пор сохраняется ряд пережитков язычества.

Река дала название и селу, долго являвшемуся центром региона. Существуют легенды, что на этом месте стоял либо дворец царя Алексея Михайловича, либо патриарший дом. Сейчас это село Орехово-Зуевского района Ильинский погост.

Впервые Гуслица была упомянута в 1331 году как волость в духовной грамоте великого князя Иоанна Калиты, завещавшего её своей жене и детям. Позже волость не раз меняла владельцев, среди которых были покровители старообрядцев А.Д. Меншиков и Лопухины, а в 1728 году перестала существовать как территориальная единица, большей частью войдя в Богородский уезд. Однако, несмотря на это, её жители очень долгое время сохраняли особое «Гуслицкое» самосознание, основывающееся на следовании старой вере и поддержании ряда традиционных промыслов.

В Гуслицах грамотными были почти все крестьяне. Достигалось это тем, что в районе существовал не один десяток «самоходных» (то есть вольных, стихийных) школ. Поэтому Гуслицы являлись 2-м по значимости после Выголексинского общежительства старообрядческим центром России по переписки священных книг, которые по древнехристианской традиции должны быть только рукописные, а печатные книги считались от Антихриста. Рукописные книги Гуслицкого письма и орнамента (он оформился стилистически в последней четверти XVIII века) «опознаются» так же легко, как и поморские, и свидетельствуют о наличии своего книгописного направления.

Гуслицкие певчие книги, в которых тщательно сохранялась традиция древнерусских, так называемых «крюковых» нот, расходились по всей стране. Они отличались ярким пышным орнаментом, совмещающим русское узорочье и элементы европейского барокко, орнамент был исполнен в многообразии оттенков синих, красных, зеленых и желтых тонов или с золотом, с изображениями птиц. Их популярности способствовала не только грамотность гуслицких писцов и сохранение пения «по крюкам», но и нарядное оформление: богатый орнамент с народной яркостью палитры — красного, зеленого, синего и золотого цветов. Помимо орнамента, гуслицкие книги нередко украшались и многочисленными яркими миниатюрами.

Апокалипсис с толкованиями Андрея Кесарийского. Писец Федор Мителков. 1859 год. Бумага. 1° (34,5 х 21,0), 236 л. Искусственный полуустав. Гуслицы.

Издавна была развита в Гуслицах иконопись. Это ремесло передавалось из поколения в поколение. В Запонорской волости в 1900 г. насчитывалось 145 иконописцев. В одном только селе Анциферове этим ремеслом занималось 10 хозяйств. Среди них выделялись иконописцы Федул Нагоркин, Исай Полуэктов, Сидор Краев, Анфим Самошин и другие. Известным иконописцем в Гуслицах был Тит Филатович Симагин из деревни Яковлевской. Главными потребителями иконописцев были крестьяне-староверы. Иконописцы писали старообрядческие образа по трафарету. Существовала целая процедура прокапчивания икон в дыму, после чего их подвергали действию сырости. В результате икона сходила за старую и сбывалась за 50, 100 и даже за 200 рублей. Дешевые образа изготавливались стоимостью от 20 до 50 копеек.

Места, где существовала роспись, совпадали с местами переписывания книг старообрядцами-поповцами. Это населенные пункты: Куровская, Заволенье, Заполицы, Устьяново, Мисцево, Беливо, Загряжская, Степановка, Абрамовка, Понарино и даже отстоявшее от основного массива гуслицких деревень Молоково. Возможно, к этому списку также можно причислить деревню Тереньково, где по некоторым данным жили переписчики. Лучшими считались переписчики из Мисцево и, особенно, из Беливо. По мнению ряда исследователей, гуслицкая роспись восходит к XVII столетию, но фактически происхождение ее до сих пор не выяснено. Практически не исследована связь росписи с рядом других старообрядческих орнаментов. Просуществовала роспись до рубежа XIX–XX веков, когда книжное дело в Гуслицах было окончательно разгромлено типографиями, наводнившими рынок своей продукцией. Что же особенного в гуслицкой росписи? Это, прежде всего яркие сияющие краски: синий, голубой, розовый, бирюзовый, в сочетании с обильным золочением. Такого нет ни в одной из старообрядческих рукописных школ. Следующей отличительной чертой, пожалуй, самой заметной, характеризующей гуслицкий орнамент, является цветная штриховка, употреблявшаяся художниками для моделировки объемов или при раскраске элементов украшений. У инициалов (буквиц) – заглавной буквы укрупненного размера, помещаемой в начале текста – нет длинных орнаментальных веток- отростков, а лишь один пышный стебель-цветок вьюна, расположенный рядом с инициалом. Заставки и внутренняя часть букв, объемных и широких, декорированы золотыми и цветными завитками орнамента. Заставка (небольшая орнаментальная композиция, выделяющая или украшающая начало какого-либо раздела книги) часто занимает всю страницу и являет собой художественно-законченную композицию, в которой присутствуют вертикальные колонны, обвитые криулем (ведущим стеблем), а так же горизонтальные основания для трех разделов рисунка. Возможно, наличие этих полос, или ярусов, соответствуют трем мирам –подземному, наземному и небесному. Этот мотив часто присутствует в декоративно-прикладном искусстве русских народов. Причем, верхний ярус имеет некую динамику, в которой чувствуется непреодолимое стремление ввысь.

Самым крупным старообрядческим согласием в Гуслице было и до сих пор является Белокриницкое (современное название — Русская Православная Старообрядческая Церковь, и поэтому Гуслицы имели тесные связи с Белокриницкой общиной Рогожского кладбища в Москве. В результате палехско-московская иконопись в её «Рогожском» варианте стала основным истоком творчества гуслицких мастеров.
Самая ранняя ныне известная подписная и датированная гуслицкая икона «Богоматерь Всем скорбящим Радость» исполнена в 1827 году иконописцем Лаврентием Степановым из деревни Запонорье.
По стилистике, колориту, приемам письма она, насколько можно судить по воспроизведению, очень близка к почитаемой иконе «Богоматери Всем скорбящим Радость» из Христорождественской церкви на Рогожском кладбище в Москве.
Еще один подписной и датированный образ написан в 1831 году. На обороте иконы «Седмь отроков иже во Ефесе спящие» имеется надпись в круглом клейме: «Написана сия икона седмь отроков иже воефесе спяшия. тсв; спали изуграф исидор тимофеев». Под клеймом надпись продолжается: «ШЫТИКОВЪ псалъ». В Саратовском художественном музее имени А.Н. Радищева хранится икона 1846 года, подписанная «изуграфом Исидором Тимофеевым» из деревни Авсюнино Московской губернии. Несомненно, это одно и то же лицо — представитель Гуслицкого рода Шитиковых, хорошо известных в качестве переписчиков книг. Деревня Авсюнино находится в Орехово-Зуевском районе и относится к «Гуслицким селам».

«Седмь отроков» Шитикова наглядно апеллируют к искусству Палеха.
На иконе присутствуют характерные для Палешан приемы написания горок с острыми белильными галочками окончаний лещадок горок и спиралевидных облачков.
Второй по значимости иконописной традицией, оказавшей влияние на Гуслицких иконописцев, была старообрядческая Ветка. Влияние её объяснялось постоянными контактами со старообрядцами Стародубья и Ветки. Выходцы из Гуслицы принимали постриг в Ветковских монастырях, в Ветковско-Стародубские слободы и посады везли книги Гуслицкого письма. Не редкостью были переходы монашествующих из Гуслицы на Ветку и обратно. Самостоятельный иконописный центр на юго-западных землях сформировался раньше, чем в Гуслице, и был значительно более мощным, что и обусловило односторонность влияния: в Ветковско-Стародубских иконах следы воздействия Гуслицы не обнаруживаются.

«Св. Николай Чудотворец» второй половины ХХ века из собрания ЦМиАР.
Красно-коричневая фелонь святителя «цирована» и покрыта букетами, составленными из четырех ярко-розовых розанов: два крупных цветка обращены в стороны, два более мелких — вверх и вниз. На многих иконах розаны сведены к простой геометрической форме – кружку с черточкой, и догадаться об их исходном виде весьма затруднительно.
Третьим художественным центром, оказавшим влияние на гуслицкую иконопись, стала - Мстёра.
Гуслицкую иконопись роднят с Мстёрской вытянутые пропорции фигур, предпочтение древних иконографических вариантов, полное отсутствие-«фрязи», составлявшей значительную долю палехского иконописания также впечатление строгости и глубокой традиционности живописи. Расцвет влияния Мстёры совпал с важным событием в истории Гуслицы - расколом на окружников и неокружников.

В 1862 году несколько архиереев белокриницкого (рогожского) согласия выступили с «Окружным посланием», где подвергли критике некоторые представления, бытовавшие среди части старообрядцев. В «Послании» говорилось, что в господствующей Церкви почитают того же Бога, а не иного и не антихриста; старообрядцы, называющие Иисуса (то есть Христа, чье имя написано через две буквы И) антихристом, богохульствуют. Это вызвало бурную полемику и разделение внутри белокриницкого согласия на окружников (приемлющих «Посланис») и неокружников. Большинство гусляков выбрало «неокружничество» и прекратило контакты с Рогожским кладбищем. Интересно, что неокружниками стали в первую очередь бывшие сторонники лужковского согласия, близкого по идеологии к беспоповцам. Это течение зародилось в посаде Лужки Черниговской губернии и обрело многочисленных приверженцев в Гуслице. Лужковцы ожидали конца света в 1860 году и полагали, что после реформ патриарха Никона на Руси наступило царство антихриста. Эсхатологические ожидания и признание безблагодатности существующего мира, в принципе характерные для беспоповцев, порождали аскетизм, отрицание мирской «прелести», сосредоточение на идее загробного воздаяния и Страшного суда. Сквозь призму подобных представлений, несомненно, преломлялись и требования к иконописанию. Темные краски, диссонирующий колорит, уплощенно-бестелесные фигуры отвечали ощущению близкого конца времен.

Апофеозом гуслицкой иконописи и наиболее концентрированным выражением ее идейных установок можно считать большую икону «Изображение Страшного Суда Божия и Господних Страстей» из деревни Барская Дуброва (церковное собрание, Павловский Посад). Ее центральная часть совпадает с иконографией официальной Церкви: вверху на херувимах восседают Бог Отец в образе старца и Бог Сын, над ними парит Дух Святый в образе голубя. Ниже Христос с раскрытым Евангелием судит живых и мертвых, под его ногами расположен Престол Уготованный, окруженный ангелами, с Голгофским крестом. По сторонам стоят сонмы праведников. Однако, в отличие от распространенного «новообрядческого» варианта, на иконе нет ни бесов, низвергаемых ангелами, ни устрашающего Сатаны с Иудой на коленах. (Старообрядцы предпочитали не изображать на иконах нечистую силу, поэтому пасть Ада в правом углу едва заметна, адские мучения не показаны, а грешники, направляющиеся в ад, по обличью не отличаются от праведников. Автор словно руководствовался словами Христа: «Не судите на лица, но праведен суд судите» (Ин. 7. 24). Мертвые, восстающие из могил, демонстрируют залог спасения — восьмиконечные кресты-голбцы, отмечавшие места упокоения приверженцев «древлего православия». В результате вся композиция, несмотря на темный колорит, имеет не устрашающий, а триумфальный характер, говорящий о новой жизни человечества.

«Изображение Страшного Суда Божия и Господних Страстей» из деревни Барская Дуброва (церковное собрание, Павловский Посад).

Основные признаки характерные для Гуслицких икон таковы:
Лики исполнены по зеленовато-коричневому санкирю, что само по себе вполне традиционно. Вохрение светлое, сероватое, нанесено отдельными, почти сливающимися мазками. Миндалевидные глаза Спасителя так широко раскрыты, что кажутся почти круглыми — особенность, восходящая к «строгановской» иконописи. В границах глазных яблок оставлен открытый санкирь, крупные коричневые радужки по нижнему краю покрыты темно-коричневой перекрестной штриховкой, сбоку на них поставлены белильные точки бликов. Белки намечены с помощью множества очень тонких наслаивающихся белильных мазков с характерными загнутыми кончиками. С одной стороны, мазки положены гуще, что создает впечатление объема.
Симон Ушаков добивался такого же эффекта, используя тональную растяжку от периферии глаза к радужке, сделанную плавью. Плавь в данном случае была оптимальным приемом, позволявшим получить нужное впечатление с минимумом трудозатрат. Анонимный автор гуслицкого «Деисуса» сознательно пошел по другому пути. Поражает твердость его руки, наносившей волосяные штрихи с удивительной точностью, и трудоемкость работы, в принципе совершенно избыточной: уже на небольшом расстоянии штрихи сливаются и не позволяют оценить тонкость живописи. Несомненно, эта самоценная изысканная графичность обусловлена основным занятием гуслицких мастеров — переписыванием и иллюстрированием рукописей. Отметим, что сходным образом исполнены и пробела на одеждах перекрещивающимися белильными линиями, с такими же загнутыми кончиками.

В большинстве гуслицких произведений использован коричневый санкирь. Вохрение варьируется от сильно разбеленного, сероватого или желтоватого, до темного коричневого с оранжевым оттенком. В зависимости от цвета вохрения выделяются две заметные группы, которые можно условно назвать «светлоликими» и «темноликими». На «светлоликих» иконах вохрение почти полностью перекрывает санкирь, формирующий узкие тени по контуру лика и отдельных черт (бровей, «подочий», в носогубной и подбородочной впадинках). Вохрение практически однотонное, для моделировки черт лика используются черные описи, света и подрумянка (обычно красно-коричневая) малозаметны. Линия смыкания уст обязательно прописана черной краской. В «темноликих» образах активную роль берут на себя света, нанесенные чистыми белилами. Лики кажутся однослойными, но в действительности они буквально вылеплены пастозными коричневыми мазками по коричневому же санкирю, почти не отличающемуся от вохрения. Мазки ложатся как по форме, так и в вертикальном и горизонтальном направлениях; белильные оживки могут пересекаться по диагонали, напоминая палехско-мстёрский прием «отборки в рогожку». Черты моделируются черными описями. Как в первом случае оно-выражено темными описями, а во втором — санкирными контурами светлых участков.